Личное дело

https://68.media.tumblr.com/00081fc31af3f61b56f838201dc9e055/tumblr_nv7jf71yZZ1rsz4gno2_500.gif
Richard Harmon

Hector Silas Osborne


Прозвища: не имеет
Дата рождения, возраст: 29 февраля, 24 года
Раса: колдун
Род деятельности: безработный
Ориентация: гомосексуален
Сторона: стая Мёрдока

Биография

Коктейль из удивительных и горьких моментов
Заслуживает слез в раз и аплодисментов.
©  Стриж.

Он не был рожден ни чистокровным колдуном, ни полукровным. Он был ребенком людей. Обычных, ничем не примечательных людей. Он родился на месяц раньше срока, и с первым криком ему пришлось бороться. Бороться за свою жизнь. Гектор Сайлас Осборн. Он ещё не знал тогда мира, не верил ему, хотя и не знал, что мир может обманывать. Знание это пришло позже, с каким-то миллионным вдохом или выдохом. Его раннему рождению и списку всевозможных диагнозов поспособствовал возраст родителей. Матери было за сорок, отцу - порядка пятидесяти пяти. Оба - слишком серьезные работающие люди, у которых не хватало времени завести детей. Тогда Гектор завелся сам. Мать узнала о своей беременности только когда начались схватки. Особорны не были ни огорчены, ни обрадованы появлению в их семье отпрыска. Они были ошарашены. Постепенно отходя от шока, приняли как должное, как подарок свыше и в месяц тратили на несколько долларов больше. Они любили свое чадо, потому что этого требовало общество, потому что так надо было, да и инстинкт особо никуда не денешь.
В детстве его анорексичная внешность часто являлась поводом для насмешек, обычно его прозывали куклой – хотя эти пластмассовые или фарфоровые фигурки не могут служить подобием хищника, особенно из рода гиеноподобных. Ему была присуща какая-то своя ломкая грация, когда каждый его шаг кажется неуверенным, но синяки, которые он оставлял на телах обидчиков, с любопытством наблюдая за их страданиями, и вечно разбитые в кровь колени, локти, нос выдавали в нем драчуна. Тогда неосознанно проникаешься уважением, но вскоре вновь забываешь об этих глупостях, ловя несколько пустой и безразличный взгляд, но в то же время наполненный горячим интересом ко всему окружающему.
В детский сад Гектор не ходил – мать совершенно не доверяла воспитателям, наслушавшись советов великовозрастных подруг, дети которых уже заканчивали школы. Мать у Гектора была самая добрая на свете. А отец – самый решительный. Соль земли. Не идеальные. Но ведь идеальных не бывает. Главное – они всегда старались как могли. С отцом отношения не складывались совсем - он рано уходил на работу и поздно возвращался домой, сводя общение с сыном к минимуму. Мальчик рос – медленно, словно нехотя. Гектору было шесть, когда родители гордо сообщили ему, что этой осенью он пойдет в начальную школу. Уже тогда  его натура весьма просто проглядывалась на свету, но весьма запутана в сумраке, а уж во тьме-то никто даже очертания рассмотреть не сможет. Он изменчив, как изменчива жизнь, он никогда не пытался понять самого себя и не требует от вас того же. Хотя он вообще ничего не требовал, не считая вполне справедливой просьбы «оставьте меня в покое». Он пылок и горяч, его трудно контролировать и, в целом, пытаться контролировать. Он агрессивен не только по отношению к окружающим, но и к самому себе – заметны некие наклонности мазохиста. Впрочем, садист из него тоже получился бы превосходный – его радовали чужие душевные муки, хотя и сам он в этот момент может страдать, но так ведь даже лучше, верно? Он так и не нашел свое место в коллективе класса. Однажды Гектор понял, что абсолютно отличается от своих сверстников.
Это случилось перед Днем Памяти, в самом начале ноября. По улицам проезжали танки времен Второй Мировой войны, украшенные флагами Америки, под громкую музыку они оставляли свои следы на брусчатке улиц. Все мальчишки столпились у окна, встав на табуретки и восторженно наблюдая за шествием. Гектору табуретки не досталось, а когда его небрежно оттолкнули, тот соскользнул и упал пятой точкой на пол, прожигая взглядом сначала одноклассников, а потом и табуретку под ними. По телу пробежал неприятный холодок, руки, казалось, вросли  в пол, а глаза гипнотизировали несчастный предмет мебели. Ох, как же хотелось, чтобы эта табуретка сдвинулась и мальчики посыпались вниз из окна как оловянные солдатики! Внезапно табуретка под ногами одноклассников зашаталась и выскользнула из под ног, заставив тех повалиться на пол. Кто-то даже разбил челюсть и выбил себе пару зубов, а кого-то просто придавили. Гектор, зло ухмыляясь, долго не мог отвести взгляд и осознания собственного превосходства. Ребята весьма интуитивно решили, что корень всех зол как раз Осборн, толкнувший табурет своими длинными ногами. Несколько раз после этого случая Гектор пробовал мысленно передвигать предметы, но не добился и тени успеха – предметы безмолвно стояли на своих местах, а мальчик злился.
Через несколько лет все забылось. Гектор сам начинал верить в то, что толкнул ту злосчастную табуретку ногой, а не силой мысли. Однако найти общий язык со сверстниками все еще было сложно – большую часть его окружения составляли дети подруг матери, а им уже перевалило за двадцать. В десять лет он  был довольно умен, но целиком и полностью отдавался и отдается своим низменным страстям, своим эмоциям, не делая ставки на хладнокровие, здравомыслие и другую, прочую философскую чепуху. Из его рта часто вылетают какие-либо суждения, но не его лично, а услышанные где-то, причем суждения эти могут быть неправильно вами поняты, ибо ваше мировоззрение несколько чуждо ему, ну, а его – просто и банально, оно не понятно вам. Он не торопится жить, он не торопится умирать, он просто живет – одним днем, недальновидно, не задумываясь о будущем, но часто вспоминая прошлое. Следует отметить, что его прошлое – сугубо его, это единственное, что он будет защищать, это единственное, что для него свято. Ведь это лично его. Потому что там, в прошлом – он сам. Его ошибка, его убийство, его ненависть.
За окном начало января. Пасмурно, идет мелкий дождь. За рулем – угрюмый мистер Осборн, рядом – миссис Осборн, на заднем сидении их единственный сын. Они сцепились словами, плевались друг на друга и кричали. Родители были недовольны. Гектора грозились исключить из школы, если он еще хоть раз нарушит дисциплину. Гектора это бесило, бесило то, что никто не хотел его слушать. Он был не виноват, тот придурок первый начал! Слово за слово и вот уже отец вне себя от гнева, Гектор, щерясь и обсыпая старшего ругательствами, совершенно не обращал внимания на попытки матери успокоить обоих. В следующую секунду руки отца покрылись мертвенно-синим цветом с легким налетом инея. Он не смог ими двигать.
Машина раскурочена. Удар об угол рядом стоящего дома на скорости шестьдесят миль в час пришелся прямо в пассажирскую сторону с силой атомной бомбы. Он оторвал двери, выбросил переднее пассажирское сиденье через водительское окно, смахнул ходовую часть, закинув ее за дорогу, и в клочья разодрал мотор, будто легкую паутинку. Гектора выкинуло через боковую дверь в какого-то проходившего мимо человека, а позже ударило о землю. Сознание слегка помутилось. Он понимал. Он все понимал. Шум был чудовищный. Мозги отца серыми нитями расползались по асфальту, а мать, почти не оскверненная собственной кровью, лежала и смотрела безжизненным холодным взглядом в зимнее небо. Кто-то вытащил его, взвалил на плечи и, казалось бы, слишком быстро понес в сторону поста медицинской помощи. Хотя позже Гектор списывал это на глупое помутнение сознания. Он все понимал. Прекрасно понимал, кто виноват в этой аварии. Поэтому бился в истерике, стоило лишь родственникам и врачам попытаться пожалеть бедного десятилетнего мальчика, ставшего сиротой в одно мгновение. Он ненавидел, боялся себя до чертиков, шарахался даже от собственного отражения. Перед глазами, как на заевшей пластинке, пролетали события того дня. Гектор помнил, как пожелал, чтобы отец остановил машину, чтобы он прекратил кричать на него здесь и сейчас, чтобы он сквозь землю провалился и вот теперь он убийца собственных родителей. Никто не хотел слушать его объяснений, ссылаясь на психологическую травму. Ссадины и переломы заживали на нем как на собаке, а вот сердце и психику зашить не смог уже никто. Через месяц после происшествия Осборна выписали из больницы, органы опеки отправили мальчика к единственному оставшемуся родственнику – младшему брату матери, впоследствии оказавшимся колдуном. Дядя был человеком достаточно деловым, практичным и холодным. Он с радостью принял племянника в свою семью, которая состояла из кота-фамильяра, попугая и, собственно, самого дяди, потому что у последнего совсем не было времени на создание собственной семьи, он был слишком углублен в изучение магии, в частности занимался изучением возможности превращения человека в животное посредством магии. Квартиру родителей Гектора мужчина сразу начал сдавать, а деньги откладывать на будущее мальчику. Сам же юный Осборн давно бы покончил с собой, если бы не мешал эгоизм и жуткая любовь к самому себе. А еще страх – все-таки мальчик все еще был ребенком.
Гектора не особо интересовало, чем занимался дядя, пока его способности снова не вышли из под контроля. На этот раз пострадал попугай, который по мнению мальчика, чирикал слишком громко. Животное застыло, почти сразу превратившись в ледяную фигуру. Тогда Осборну-старшему не осталось ничего, кроме как приняться неумело учить племянника контролировать свои силы, сообщив оному, что он - колдун. Перед Гектором открылся новый мир, как только родственник впустил его в свой кабинет. Мальчик не верил своим глазам, внимательно изучая каждый пройденный сантиметр, пытаясь поймать взглядом несостыковку и убедиться, что все это – прекрасный сон. Привычный человеческий мир тут же ушел в никуда, в чертоги разума и был спрятан глубоко в их недрах. Он волшебник, маг, чародей. Он сам себе напоминал какого-то аристократа, хотя нет, он есть внебрачный сын графа-волшебника, которого не приняло всё это великолепное семейство, и он должен ютиться в подворотнях, среди отбросов общества-людей, хотя ему, казалось бы, пророчили власть, богатства и сладкую жизнь. Он отличается от своих одноклассников, родителей. Волшебный мир, коим его описывал дядя, был в разы прекраснее, глаза то и дело загорались самым настоящим фанатическим пламенем, как только  только мужчина упоминал какие-либо события в Нечеловеческом Мире, будь то очередная стычка оборотней с вампирами, или обычные сплетни старух ведьм. Это стало для Гектора религией – вера в то, что скрывается за стенами когда-то привычного ему мира, вера в то, что за его пределами.
Пришло первое разочарование – под конвоем дяди юноша начал обучение. Гектор строил воздушные замки, мечтал, как будет воздвигать стены изо льда, как будет наколдовывать себе лед в колу и вообще станет ровней Уллю (богу снега и льда в скандинавской мифологии). Гектор долго не мог поверить в то, что опекун не сможет его обучить контролировать свои стихийные особенности. Он занимался с мальчиком анимагией, учил контролировать свою магическую силу, и направлял всю бешеную юношескую энергию в занятия. Гектор долго не мог поверить, что вот это – его предназначение. Что вот это преобразование ногтей в длинные кошачьи когти из болезненно белой кожи, с некими красноватыми прожилками – вход в его "волшебство". Он просто не мог поверить. Да, его впечатлило обращение дяди в огромного льва, его впечатляли знакомства с "такими же как он", его впечатлили почти безграничные возможности колдунов, что жили во Французском квартале, он даже краем глаза видел оборотня. Но всё же... Его впервые обманули. Он ждал большего. Его начинало трясти от собственного бессилия, он ненавидел самого себя, злился на дядю, который не мог обучить ему того, что он хочет, но продолжал любить и себя, и его.
В шестнадцать лет Гектор начал резко меняться. Ему хочется острых ощущений, и он их старательно ищет. Ко всему прочему – он злопамятен, хотя не показывает этого, он прячет свои чувства за завесой непотребства, резкости и своих вечных насмешек. Для окружающих он подл, слишком язвителен и действительно кажется безумным. Взять хотя бы то состояние, настолько близкое к состоянию аффекта, что даже опасно находится рядом с ним в этот момент. Тогда же и начались жуткие проблемы с наркотиками, выпивкой и сексом. Однажды он перебрал, основательно так и, в общем-то, буквально съехал с катушек, нажравшись каких-то химических таблеток и перебрав с алкоголем. Все тело покрылось палевой шерстью, лицо слегка вытянулось, образуя кошачью морду, руки превратились в своеобразные лапы, а из под длинных черных волос показались пушистые полосатые уши. Он напал на кого-то, но не убил. Воспоминания теряются, но юноша точно помнит кровь на своих лапах и то, как его тошнит, как его тащит на себе какой-то кудрявый и воняющий кофе человек. Мёрдок.
Тот самый, в кого Гектора откинуло во время аварии, тот самый, с кем Судьба намеренно сводила его снова и снова, как будто специально подкидывала одинаковые карты, виновато разводя руками, но, не снимая маску добродушия – если что, у меня есть ещё. Про себя Гектор называл оборотня актером, столь же интересный и странный, как и он сам. Реплика за репликой, безумие за безумием. Путая слова и неправильно ставя ударения, проникаясь к этому существу безумной, жгучей ненавистью, но в тоже время – слепым интересом, не пытаясь понять ход мышления, а подстраивая и подстраиваясь под его, заменяя самого себя на него и наоборот, делая всё таким же иллюзорным и непонятным, как и истинные чувства. Они нашли друг друга в этом море чувств и эмоций. Это была типичная братская забота, некий намек на ласку и слишком тугой сверток нежности, эдакий убойный микс из чувств и эмоций, из опеки и какого-то нового чувства – счастья быть с кем-то. Но мгновение взаимного унижения, восхваления, взаимного уничтожения личностей – всё это было слишком быстро и коротко, он не успевал насладиться сполна, ведь смаковал каждую секунду, наполняясь каким-то высшим смыслом и постепенно убиваясь. Мёрдок имел жестокую привычку - исчезать и появляться, когда ему заблагорассудится. И всё это тоже осталось в прошлом на несколько лет, Гектор надеялся встретить вновь, но не верил в эту надежду, ибо мир вновь стал таким безвкусным, порою несколько солоноватым, но всё же – слишком пресным, чтобы получать от жизни настоящее удовольствие. Ему хотелось перчинки, он искал её везде, где только мог, нарываясь, не задумываясь о последствиях и тихонько напевая себе что-то под нос. И каждый раз, когда его жизнь висела на волоске, когда он банально лез на рожон, появлялся цыган, откровенно вставляя юноше на место то, что осталось от мозгов.
Однажды Гектор перешел дорогу имевшему определенную власть вампиру, чуть не убив его младшего брата. Дядя взял ответственность за содеянное, в конце концов, прогнав Осборна, когда вампир зашел в их дом. Он не желал уходить. А его, как всегда, не спросили. Вероятно, это и стало причиной того, что он с большой агрессией относится к тем, кто найдет храбрость разбудить в нем воспоминания о прошлом. Его прошлое – воспоминания о детстве, о родителях, о дяде. И о том предательстве, когда его, пусть и не с позором, но на глазах у чёртова ухмыляющегося кровососа, выгнали. Ощеренные клыки старшего Осборна, шерсть дыбом, яростное шипение. Его не ранили. Его прогнали. Когда через пару недель он вернулся домой, то обнаружил родственника мёртвым, без единой капли крови. Слишком сильно, слишком больно для юного рассудка, поэтому он быстро, всё быстрее, по наклонной поверхности – вниз-вниз, на дно пропасти. Пара дней странного состояния, когда не хотелось совершенно ничего – еда не еда, сон не сон. Блуждания, кочевник, пока наконец снова не появляется он, Мёрдок, снова волею расклада карт Фортуны оказавшийся неподалеку, вовремя, как бы невзначай, пославший весточку Гектору с желанием узнать, как у того идут дела. Конечно, ему наверняка донесли его ищейки, что из дома Осборна воняет кровью, а сам колдун в невесть каком состоянии. Тогда юноше пришлось познакомиться с кочующей стаей Мёрдока, цыганами, если хотите. Оборотни одной крови. Они совсем не были рады видеть в своих рядах колдуна, который, к тому же, и вести-то себя подобающе не умел, но терпели. Терпели, потому что так приказал их бета. Эти большие звери внушали Гектору, некий страх, но после – лишь презрение к ним и, собственно, к самому себе за ту слабость. Поначалу ему не нравилась эта жизнь, ему не нравились те гении, что давали ему кличку за кличкой, старательно игнорируя простое "Гектор". Постепенно становясь тем, кого они хотели видеть, постепенно привыкая жить как зеркальное отражение собеседника – отражать его привычки, пороки, чтобы тот смотрел со стороны и тихо бесился, ведь против самого себя не попрешь. Заглядывать под маски, распарывая фальшь вдоль и поперек, причиняя себе и окружающим какие-либо муки, в действительности же получая удовольствие от этого, стараясь не вспоминать о прошлом – так он жил.
И продолжает жить.

Характер

Я сделал всё -
И всё оставил,
В моей игре
Почти нет правил,
И мой герой
Не держит строй
И лезет на рожон...

Если говорить о нем в целом – он эгоист. Его самовлюбленность сравнится разве что с его самоуверенностью. Самолюбие равняется ревности, так что он довольно ревнив, будь вы просто его знакомый или любовь всей его жизни. Хотя, последнее вам вряд ли светит – как говорилось ранее, он безумно любит себя, высочайшего, а остальные – как декорации, фоны, это всё не нужно, он и без вас проживет. Да, действительно, какие бы речи он вам не говорил, ибо Гектор достаточно красноречив и даже иногда пугает теми соблазнами, что выливаются из его рта, но он с легкостью расстанется с вами, пойдет дальше, переступая через обломки мостов, через прах ваших чувств, сам испытывая некие муки, но не думая о той боли, что причинил вам. Он может пойти на решающий шаг не подумав, может с точной уверенностью, что всё будет хорошо, или же – ему будет просто нечего терять. Как таковой, Гектор не является ни пессимистом, ни оптимистом – в нем есть всё помаленьку, он живет по воле случае, он живет по настроению – сегодня хотел сдохнуть, а завтра уже хотел наблюдать за облаками. Его нельзя назвать мечтателем, он редко засматривается на красоту природы, напротив – он презрительно фыркнет, заметив, с каким восхищением вы созерцаете полет птицы или стремительный бег оленя. Ему наплевать на всё это, ибо это всё не относится напрямую к нему, любимому.
Он порою резок и груб, иногда пугающе прям, но чаще – его слова таят в себе скрытый смысл и какой-либо подтекст, причем вы ходите по минному полю – он смотрит на вашу реакцию, раскусите ли вы капсулу с ядом или не заметите, проглотя целиком? Ему не нужно это поверхностное первое впечатление, ему нужно что-то глубокое и сугубо ваше личное. Он как паразит – вгрызается глубже в ваши раны, посыпает солью, садится в уголок и записывает всё в свой блокнотик, будто спятивший ученый. Со временем вы начнете уставать от него, от этого гнетущего молчания, ибо он часто молчит, не торопится излить душу, ему и так неплохо, но собеседникам-то нужны слова. Причем, чем их больше – тем лучше. Он избегает обещаний и клятв, каких-либо обязательств, что он их всё равно не выполнит. Он боится громких излияний, его пугают истинные чувства, он ведь привык к фальши. Ему хочется острых ощущений, и он их старательно ищет. Ко всему прочему – он злопамятен, хотя не показывает этого, он прячет свои чувства за завесой непотребства, резкости и своих вечных насмешек.

Способности

Околдован ведьмою лесной —
Не могу теперь вернуться к людям.

Прекрасно дерется благодаря частным практикам с Мёрдоком. Стихийный маг. Владеет магией воды, в частности - льда. Полностью контролировать свои способности так и не научился. Владеет телекинезом на низком уровне - опять-таки, все зависит от эмоций. Практикуется в анимагии, однако после случая, описанного в анкете, немного побаивается. Разбирается в рунах. Некоторые называют его энергетическим вампиром, но тут уж характер такой.

Дополнительные особенности:

посмотреть

Этот пункт загнал меня в тупик.

Контакты:

посмотреть
Пробный пост

[align=right]Artesia – Le Refuge

Её никогда не интересовала такая тема, как смерть, она, как и великое множество детей, убеждена, что к ней она никакого отношения не имеет и никогда не коснется ледяными пальцами горячей, солнечной кожи, разрывая ее пополам и заставляя солнце вытекать из открытых вен. Несомненно, орлята любили сплетничать, любили обсуждать события, иногда превращаясь в шумную стаю сорок, от которой кружилась голова, и вчерашнее нападение на Хогсмид не осталось в стороне. Говорили, было много жертв, говорили, многие погибли, но Филиппа была уверена, что с ее родителями все в порядке. Ее родители – то святое, что никогда не будет тронуто, то невозможно теплое, наполненное бесконечной любовью, что будет жить вечно. Они будут всегда ждать ее прихода из Хогвартса по пятницам, укутывать в теплые, родные объятья и ничто не сможет разрушить этого. Они под защитой самого Солнца. Именно поэтому она, радостно звеня колокольчиками и разбавляя серые, тусклые каменные стены ярко-рыжими растрепанными волосами, вышла из башни и направилась в кабинет Защитника – он позвал, а она, не предвещая собственного падения, пошла, не особо задаваясь вопросами -  зачем и для чего.
Его слова ударили ледяным хлыстом по маленькому телу, заставляя вздрогнуть, заставляя с силой сжать собственное запястье, чувствуя, как холод врезается в кожу, вскрывает вены, заставляя солнце застыть, а позже – с новой силой, но уже не по капиллярам, артериям и сердцу, а из него, быстрым, шумным водопадом.
— Нет, это ошибка, — уверенно качает головой и улыбается во все свои тридцать два, лучезарно. Будто это могло как-то помочь. Они всегда готовы были ринуться в бой, с диким криком защищая свою семью, своих детей, как пара разъяренных северных волков защищает своих волчат, они всегда были… Были? Резко качает головой, отказываясь принимать слова Защитника. Защитник? Какой же он Защитник, раз заставлял солнце капать на мягкий ковер, шипеть, как банка с кислотой при соприкосновении с реагентом? — Они живы, я знаю, профессор, — голос хотел дрогнуть, но она не позволила. Она знала. Она была уверена, и этого лично ей было достаточно. Филиппа знала, что стоит ей выйти за пределы замка, как ее тут же встретит Фулла, радостно урча и виляя хвостом, как от мамы будет пахнуть розмарином и мятой, а теплые отцовские руки нежно погладят по щеке. Вдохнула, пытаясь уловить отцовский аромат, но уловила лишь запах Защитника, его тепло, его руки, прижимавшие к себе в попытках утешить. Утешить? Во имя чего? Филиппе не требовалось утешение. Она знала. Орлица уже не разбирала слов профессора, не понимала, о чем он говорит. Слышала лишь тихие, слабые голоса, которые произносили лишь ее имя. Они шептали ей не бояться, что они будут направлять ее в темноте.
— Мама?— слабо позвала девочка и приподнялась, оглядываясь, хотя это ей никогда не помогало. Это не может быть сном. Несправедливо. Конечно, несправедливо. Как можно отбирать у такого маленького создания семью и оставлять его совсем одного? Нечестно, несправедливо... Нежный голос матери звал и так хотелось побежать за ним образом, успеть спасти. Она жива! И точка. И попробовал бы кто-нибудь сейчас сказать что-нибудь против. Вы не смотрите, что она маленькая. За маму кому угодно глотку перегрызет. Филиппа и сейчас готова была драться с кем-то невидимым, кто осмелился прервать ее чудесное ведение, снова заставил ее потерять маму, самое важное в жизни орлицы.
Сэм? Имя отразилось в сознании, но тут же отскочило, словно мячик, о невидимую стену. Чуть наклонила голову, не обращая внимания на какие-то грустные переливы колокольчиков, несколько раз повторила имя про себя, но тут попыталась выбросить его из головы. С именами у Филиппы всегда было плохо, но не с запахами. Осторожно, словно испуганный волчонок, втягивает носом воздух и протягивает вперед подрагивающую руку, пока не натыкается на что-то большое, что-то… Знакомое. Затихла, словно от этого зависела ее жизнь. Странно, но что-то не давало малышке повода для беспокойства. Должно быть, едва уловимый, сырой запах родного леса.
Лунд чувствовала, как ее сознание уносит. Как мир вокруг поплыл. Как страшно. Внезапная духота просто сбивала с толку и сводила с ума. Везде какой-то ядовитый пар. Он высасывает солнце. Смешные мысли посетили головку девочки. Что, если взлететь с этим паром наверх? Летать, летать, летать. Быть свободной. Наконец. Только светлые мысли и солнце на небе, нежные вздохи мамы и теплые отцовские руки. Мама. Филиппа всхлипнула и прислонила носик к запястью, как вдруг земля начала стремительно уходить у нее из под ног. Лечу?[/align]